Сейчас только в Могилеве в госуниверситете имени  Кулешова, университете продовольствия и Белорусско-Российском университете 48 докторов и 464 кандидата наук. Это почти каждый второй из преподавательского состава.

Казалось бы, неплохо. Но в минувшем году докторскую степень Высшая аттестационная комиссия присудила 47 ученым страны. За все время суверенной Беларуси меньше докторских диссертаций защищено только в  2010-м (45). Для сравнения: в 2005-м ВАК присудила 116 степеней доктора наук.

— Небольшое число защитивших докторскую не свидетельствует о кадровом кризисе, — считает начальник научно-исследовательского сектора МГУ им. Кулешова, кандидат филологических наук, доцент Елена Сычова. — Требования ВАК стали жестче. Сейчас, например, соискатель ученой степени доктора по медицинским и сельскохозяйственным наукам, помимо диссертации, должен представить в ВАК не менее 22 статей, опубликованных в научных изданиях РБ, или 15 статей и одну монографию. К тому же с развитием бизнеса многим стало неинтересно «корпеть» над исследованиями, в то время как их сверстники зарабатывают приличные деньги. И те, кто шел в науку не по призванию, а ради престижа или заработка, отсеялись. Так лучше пусть докторами становятся единицы, но люди действительно достойные. Никого ведь не удивит, если поэтов или художников станет меньше… Наука — тоже своего рода творчество.

— Но большинство жителей страны вряд ли смогут вспомнить фамилии белорусских  ученых-современников…

— Подобный результат вы получите при опросе жителей любой страны. В отличие от политиков, актеров, чьи имена у всех на слуху, профессия ученого — непубличная. Наверное, так и должно быть: обычному человеку интересен сам факт открытия, а не имя ученого.

— Каждый из нас слышал об открытиях в области медицины, техники… А какие «ноу-хау» создают гуманитарии?

— У нас сформировался технократический подход к оценке труда ученых-гуманитариев. Но ведь образовательные технологии, которые ими разрабатываются, не менее важны, чем, например, сельскохозяйственные. Один из важнейших результатов работы преподавателей — подготовка учебников и учебных пособий. Лет 20 назад в республике, по сути, не была налажена система подготовки учебников по обществоведческим дисциплинам. А сейчас издаются хорошие книги по истории, философии, социологии…

— Написать учебник не так легко, как кажется. Сейчас я бы ни за что не взялся за это, — делится кандидат биологических наук, доцент МГУ им.Кулешова Николай Акулич. — Когда-то мне довелось стать соавтором первого белорусского учебника по биологии для 9 класса, и еще — писать три параграфа учебника по обществоведению. Чтобы уложиться в срок, работал до четырех часов утра! К тому же автор не может воплотить в учебнике свои задумки. Все — в рамках программы и соблюдая преемственность. Фактически выступаешь не как автор, а как составитель. Потому что если учебник будет абсолютно новым, учителю, много лет работающему по одной программе, придется заново его осваивать. Будучи молодым, входишь в раж: все переделать! Но спустя время осознаешь: большинство твоих «ноу-хау» в учебнике ни к чему. И когда я понял, что работа автора в основном сводится к переписыванию, мне стало неинтересно.

— Кроме учебников, в каких еще разработках могут проявить себя ученые-гуманитарии?
— В 2006 году, например, я участвовал в разработке системы ранней диагностики сердечно-сосудистых заболеваний для детских поликлиник, — рассказывает Николай Акулич. — Атеросклероз молодеет, уже в 15 лет бывают инсульты. А значит, «группы риска» надо выявлять в раннем возрасте. Мы предложили выявлять факторы риска скрининговым методом — так можно быстрее проверить большие группы детей и выявить тех, кто предрасположен к развитию атеросклероза. Мы не только первыми на постсоветском пространстве провели такое исследование, но и сделали большой шаг к созданию в детских поликлиниках кабинетов профилактики сердечно-сосудистых заболеваний.

— Так почему же у нас их до сих пор не создали?

— Многие уверены: если ученые сделали какое-то открытие, они тут же должны его внедрить. Но у нас не разработан алгоритм внедрения. Между научным сотрудником и предприятием нужно звено, которое бы этим занималось, — убежден Николай Акулич. — Сейчас говорят, что внедрять должны сами ученые. Но у них на это нет средств и материального стимула (на зарплате внедрение никак не отражается). К тому же в институтах много времени отнимают отчеты и другая бумажная волокита. Работа в гуманитарных вузах — не столько научные исследования, сколько преподавание. Например, у меня три четверти индивидуального плана преподавателя занимает учебная работа и всего одну — научная.

На одном из семинаров мы общались с Кеном Портером, специалистом американского Центра трансфера технологии. Стратегия его работы состоит в том, что он способен точно просчитать, где требуются новые разработки и сможет ли идея стать коммерчески успешной. Ведь чтобы патент внедрить, в него нужно вложить немалые средства. А это большие финансовые риски. В нашей системе специалистов, которые могли бы просчитать успешность разработки, не готовят. А бизнесмены не готовы рисковать своими деньгами ради разработки, которая принесет пусть и существенную прибыль, но только через 10—15 лет.

А у нас многие открытия не находят внедрения, потому что они попросту не нужны. Например, в областной больнице предложили создать электрод для регистрации электрокардиограммы. В Беларуси их не производят, а на закупку иностранных тратятся большие деньги. Сотрудник нашего университета изготовил такой электрод, причем получился он даже совершеннее иностранного. Но когда решили внедрить его в производство, выяснилось, что небольшая потребность в таких электродах внутри страны не покроет издержки производства…

Один из выходов — создание научно-практических центров: за исследовательскими институтами закрепят предприятия или к предприятию прикрепят институт, и разработки перейдут из фундаментальной области в прикладную.

Могилевская правда

— Как поднять престиж профессии ученого и привлечь в науку молодежь?
— В подсознании еще осталось: доктор, профессор — это престижно. Но даже уважаемый в научном сообществе и любимый студентами профессор не выделяется на фоне менее именитых коллег зарплатой, поскольку существующие доплаты несопоставимы с затраченным для их получения трудом. Возможно, потому молодежь и не стремится в науку, как прежде. Как мотивировать выпускника заниматься исследованиями, защищать диссертацию, если он спокойно может заработать те же деньги, уйдя в бизнес? Мы, конечно, стараемся «заразить» молодежь примерами ученых, преданных профессии. Ведь сегодня есть студенты, которые тянутся к науке уже с первого курса, в свободное время пропадают в лаборатории и к выпуску уже имеют свои публикации, наработки. Но даже такие студенты все меньше видят стимулов для выбора профессии исследователя.

— Раньше как было: пишешь диссертацию, защищаешь, получаешь хорошую зарплату (а потом — и пенсию), и, по сути, можно ничего существенного в науке не делать, сосредоточиться только на преподавании, — говорит доцент Елена Сычова. — Сейчас, чтобы получать надбавки, надо много работать. Ученая степень не защищает от увольнения. Никакой гарантии в обеспеченной старости нет, и никаких ощутимых выгод она не дает, только прибавляет ответственности. И если человек активно работает, большая часть надбавки тратится на публикации и участие в научно-практических конференциях.

Зарплаты обычных педработников вуза и преподавателей со степенью после январского повышения окладов (на 50%) почти уравнялись. Повышение вызвано, вероятнее всего, стремлением сохранить кадры, избежать их оттока за пределы страны…

Надежда МЕШКЕВИЧ.


Кстати:
Сегодня на 10 тысяч жителей Беларуси приходится около 9 ученых-гуманитариев. В России — около 20, в Англии — порядка 100.
В 2000 году количество докторов, работавших в организациях  страны, занимавшихся научными исследованиями и разработками, составляло 819, а в 2010 — уже 748.

Чтоб  вы  знали:
Михаил Ломоносов еще в 1755 году писал: «Профессоры в других государствах, не взирая на их великое довольство, имеют, во-первых, чины знатные и всегда выше или по последней мере равно коллежскими асессорами считаются, второе, ободряются к прилежному учению не токмо произведением в чины, но и возвышением в знатное дворянство…»

Ученые степени в России ввели в 1803 году, установив соответствие между ними и Табелью о рангах: кандидату на госслужбе следовал чин XII класса (губернский секретарь), доктору — VIII (коллежский асессор). В середине XIX века кандидат из мещанского сословия становился «личным почетным гражданином», а магистр или доктор получал «личное дворянство».

До революции 1917 года в России существовали ученые степени кандидата, магистра и доктора, ученые звания адъюнкта, приват-доцента, доцента, адъюнкт-профессора, экстраординарного, ординарного и заслуженного профессора. Совнарком России 1 октября 1918 года упразднил ученые степени и ученые звания. Все лица, самостоятельно ведущие занятия в вузах, автоматически стали профессорами, остальные — преподавателями.
В январе 1934 года СНК СССР разрешил присваивать ученые звания доцента и профессора без соответствующей ученой степени, на основании «заслуг» перед наукой или народным хозяйством. Это позволяло занимать должности профессоров и доцентов лицам не только без ученых степеней, но даже без высшего образования! И только в марте 1937-го Совнарком установил: звание профессора присваивается лицам, имеющим ученую степень доктора и ведущим преподавательскую или руководящую исследовательскую работу в вузах или научно-исследовательских учреждениях. Тогда же право утверждения докторских диссертаций передали Высшей аттестационной комиссии.