Я Вам расскажу о своём учителе, удивительном человеке, судьба которого тесно связана с 57МРАД.
По известным причинам не называю фамилии своего учителя, но уверен, что сослуживцы его узнают.

В начале 50-х годов прошлого века в лесных массивах Беларуси силами заключенных лагерей особого назначения и военных строителей развернулось строительство засекреченных объектов, именуемых РТБ – ремонтно-техническая база. Это невинное название маскировало их принадлежность к самому мощному и страшному оружию, изобретенному человеком, – ядерному.
Он родился в Беларуси, а закончив училище в звании лейтенанта-инженера, защитив дипломный проект на тему ‘Радиолокационная станция защиты хвоста самолета-истребителя’. Это был следующий шаг к ‘ядерному перекрестку’, хотя, казалось, ничто его не предвещало: изучение атомного оружия в училище было весьма общим. Курсанты были убеждены, что к ним оно не имеет никакого отношения и они никогда не столкнутся с ним по службе. Но все оказалось совсем наоборот: некоторым из них именно с этим оружием пришлось начинать свою военную карьеру. Оно же ее и прервало.
Он просился на Северный или Тихоокеанский флот, но его словно вела железная рука судьбы: он был направлен в распоряжение командующего ВВС Балтфлота. Впрочем, может быть потому, что был единственным белорусом в группе. И сразу попал в закрытую воинскую часть. Требовалось пройти анкетирование КГБ. Оно продолжалось 9(!) месяцев. Все это время он работал техником по обслуживанию РЛС ‘Аргон’, защищавшей хвост самолета – носителя ядерного оружия. Это были ТУ-16, 240МРАП базировавшиеся на аэродроме г.Быхов Могилевской области. Именно здесь, на территории Беларуси, размещался ядерный арсенал Краснознаменного Балтийского флота СССР. Как ни удивительно, несмотря на то, что его родители были в свое время единоличниками, допустили к работе под редким даже для тех времен грифом: ‘Совершенно секретно особой важности’, подразумевавшим высшую степень секретности. Так он стал ‘атомным солдатом’. Одним из тех, кто создавал ядерный щит страны – ‘атомной крепости’ (как назывался популярный в те времена роман).
Строительство базы окончено в ноябре 1957 года, и размещалась она за 15км. от г.Быхов.
В феврале 1958 года он начал работать сборщиком ядерных зарядов в одной из бригад РТБ. Бригада состояла из 6 ‘бойцов’ – офицеров-специалистов: помимо начальника и старшего инженера в нее входили 2 инженера и 2 старших техника. За всем присматривал так называемый ‘библиотекарь’ – чекист, который вел делопроизводство, секретные документы. Но сначала – дни настойчивой теоретической и практической учебы на новой ‘материальной части’. То есть атомных изделиях. Было необычайно интересно, занятия проходили успешно и легко.
Уже к середине 1958 года казематы спецобъекта были заполнены изделиями, что называется, ‘под завязку’. В одном каземате размещалось до пяти единиц. Одни снимались с вооружения, другие поступали, и все связанные с этим регламентные и иные работы выполнялись бригадами РТБ. ‘Закрепленным за ним первым изделием оказалось самое ‘залежалое’ первого конструктивного типа, которое примерно через год сняли с вооружения. Процесс снятия заключался в следующем. Из каземата боевого хранения бригада перевозила изделие в сборочно-монтажный корпус (кстати, транспортная тележка изготавливалась на Минском автозаводе). Там изделие очищали и разбирали. С соблюдением всех мер предосторожности изымались взрывоопасные элементы – электродетонаторы, из сферы взрывчатого вещества извлекалась центральная часть (ЦЧ) – ураново-плутониевое ядро – источник атомной энергии цепной реакции (‘в виде перепелиного яйца’). Изъятая ЦЧ загружалась в контейнер хранения, в котором она ‘прибыла’ в свое время в спецвагоне на платформу разгрузки и откуда на спецавтомашине ЯАЗ-219 в сопровождении нескольких автоматчиков была доставлена на железнодорожную станцию, а дальше на завод-изготовитель.
Но изделие всё равно оставалось источником радиации, поскольку в нем находится несъемный нейтронный источник стабилизации цепной реакции. В августе 1959 года такое изделие подвесили к ТУ-16, который взял курс на юго-запад Беларуси, достиг Столинского военного полигона, где и сбросил эту условную ‘атомную’ бомбу. ‘Над болотами-лесами Полесья, – рассказывал мой учитель, – поднялся в небо классический по геометрии ‘гриб ядерного взрыва’ – без электромагнитного импульса, без мощной ударной волны, яркого светового излучения и вторичной радиации – за исключением рассеивания над полигоном радиации несъемного нейтронного источника… Подобные тренировки экипажей и сборочных бригад проводились еще несколько раз в течение 1959-60-х годов. Вот в чем был секрет ‘малопонятных’ для полешуков испытаний в этом районе. Жившие там люди уже тогда подвергались облучению малыми дозами радиации, платя свою ‘скромную’ цену за размещение на территории республики ядерного арсенала ДКБФ СССР.
Естественно, те, кто работали в бригадах РТБ, платили несравненно более высокую цену. Им приходилось собирать прибывавшие на спецобъект компоненты ядерного оружия и подвешивать его к самолетам-носителям. Пятая бригада, в которой он работал, дополнительно выполняла функции выездной сборочной бригады. Она была готова по тревоге на специальном самолете вылететь на любой другой аэродром флота, куда скрытно могло быть доставлено ядерное устройство. Его необходимо было ‘дособрать’ и подвесить на прибывший носитель для нанесения неожиданного ядерного удара. Однажды бригаду на самолете командующего ВВС ДКБФ доставили на аэродром Чкаловский под Калининградом. Планировалось произвести сброс изделия, аналогичный тому, что производился на Столинском полигоне. Но по непонятной причине после нескольких суток боевого дежурства вылет носителя был отменен. Поступила команда снять изделие с носителя, законсервировать и вернуться в Быхов.
Интересуюсь, как же были защищены от радиации молодые люди, через руки которых в буквальном смысле проходили атомные бомбы? ‘Существовали определенные инструкции выполнения технологических операций. ‘Ядро’ – самый опасный компонент – вынимали из контейнера в перчатках разового применения. Была ограниченная продолжительность рабочего дня. Вот и вся защита. Дозиметров не было – или считалось, что мы работаем в достаточно безопасных зонах, или не хотели пугать людей. За вредность платили. Потом, с появлением менее ‘грязных’ изделий второго конструктивного типа, плату уменьшили.
Сборщики догадывались, конечно, об опасности. Им выделялись санаторные путевки, предоставлялись дополнительные отпуска. Но это уже потом, а поначалу никто из них не знал, чем предстоит заниматься в этой воинской части. ‘Мне, например, сказали: мы вас посылаем на совершенно новую технику, которую не каждому генералу дано узнать. Вам, рабоче-крестьянскому сыну, оказано огромное доверие! Мы тогда даже не подозревали, что будем своими руками дособирать ядерное оружие! Впрочем, жизнь продолжалась, многие из сборщиков даже женились и нормально жили.
К 30 годам он фактически стал инвалидом, и был демобилизован по состоянию здоровья инспекцией минобороны, предварительно ‘повалявшись’ в госпиталях Балтфлота. Его хотели еще на Семипалатинский полигон направить, но все-таки до этого дело не дошло. Он так и не узнал, какую дозу получил. Медицинская справка из офицерского дела была почему-то изъята, как объяснили в военкомате, согласно какой-то директиве. Хорошо хоть, свидетельство о болезни в Центральном военно-морском госпитале выдали на руки. И более чем через два десятка лет он был приравнен к ликвидаторам аварии на ЧАЭС…
Имея на гражданке льготы по прописке, приехал в Минск, получил вне очереди квартиру, перевез семью. Судьбе было угодно сделать еще один ‘ядерный зигзаг’. В поисках работы он зашел как-то в институт физики Академии наук БССР. Заведующий лабораторией высокотемпературной оптики академик М.А.Ельяшевич спросил, где раньше работал. ‘Я не мог тогда сказать ‘открытым текстом’, произнес лишь аббревиатуру РТБ. Ельяшевичу, работавшему в команде Курчатова, все стало ясно…’. Он был принят в секретную лабораторию, где велись работы под все тем же грифом ССОВ. Его снова проверяло КГБ, правда, уже не 9, а 6 месяцев. В лаборатории изучались и моделировались ядерные и термоядерные взрывы. Он участвовал в разработке под руководством академика Е.Г.Коновалова приборов обнаружения ядерных минных зарядов с самолетов и спутников.
У моего учителя, лауреата Международной премии имени А.Г.Неболсина в области науки, множество наград. Одна из самых дорогих – нагрудный ‘Знак в память об испытаниях ядерного оружия. За мужество’. Не так давно он побывал в Быховских лесах, где находился спецобъект. Ездил туда с семьей – захотелось показать эти места детям, вернуться мыслями в те годы. Сейчас там руины, почти ничего не осталось от тех фундаментальных сооружений, где собиралось и хранилось грозное оружие. А еще он узнал, что из пятой бригады сборщиков ядерных зарядов в живых остался он один.
Хорошо, что сегодня эти ‘ядерные перекрестки’ пусты.

Так вот речь здесь идёт о становлении в/ч 27837, которая также как и в/ч 20301 и
в/ч 20906 в 57МРАД назывались РТБ, а фактически в/ч 27837 была объектом ‘ С ‘ и именовалась как 24-й армейский арсенал ядерного оружия.
Практически в одном гарнизоне два воинских подразделения назывались РТБ.
А для того чтобы понимать о каком подразделении идёт речь, военные в разговорах
именовали воинские части по фамилии их командиров.
Такими были в 70-х годах:
Хозяйство полковника ЛАПИНА,
Хозяйство полковника СИЗОВА.

Источник: авиационный форум