К концу дня 13 июля  немецкие артиллеристы вычислили позиции 2-го дивизиона и из тяжелых орудий

провели по ним сильный огневой налет. Были выведены из строя 3 орудия, несколько красноармейцев  легко ранены, а батареи  отошли к совхозу Вейно, где к полудню 14 июля заняли оборону. Сюда же, на рубеж Новоселки, Вейно, в ночь с 13 на 14 июля отошла и пехота.

Детально разработанный штабами 13-й армии и 45-го стрелкового корпуса план контрудара удалось реализовать лишь частично. Наши подразделения овладели Перекладовичами, Сидоровичами и более суток удерживали их, несмотря на ожесточенные атаки врага. Это заставило немцев искать более слабые места в нашей бороне. И они нашли брешь, о которой говорилось выше, т. е. между  д. Перекладовичи и р. Ухлясть. Пришлось вновь принимать «пожарные» меры [39].

День 13 июля оказался несчастливым как для комдива Э.Я. Магона, так и для его штаба. Оперативная группа командира корпуса, находясь в районе совхоза Грудиновка, вместе со сводным отрядом частей корпуса, попала в окружение. Группа, «отражая атаки противника и уничтожив до 30 танков (так в оперсводке – авт.), начала отход в направлении Малый Осовец». Однако в течение дня отряду Э.Я.Магона из окружения выйти не удалось.

В ночь с 13 на 14 июля, для оказания помощи сводному отряду и окруженной группировке, было решено внезапной ночной атакой отвлечь внимание немцев и вывести наши части. Атака прошла успешно, «благодаря чему во второй половине дня 14 июля комдив Магон и его группа вырвались из окружения». Меньше чем через месяц, генерал-майор Э.Я. Магон в Климовичском районе попадет еще в одно окружение, выхода из которого уже не будет. 12 августа 1941 года, прорываясь на танке к своим  подразделениям, геройский комдив погиб.

…Бои 13 июля продолжались. В связи с тем, что оперативная группа штаба 45-го стрелкового полка оказалась в окружении, все наши части, находившиеся на Старо-Быховском направлении (между Могилевом и Быховом) подчинялись прибывшему в этот район управлению 20-го стрелкового корпуса генерал-майора С.И. Еремина. В их число вошли 148-я, 160-я, 132-я и 137-я стрелковые дивизии, а также другие более мелкие подразделения [23]. Часть их находилась еще в пути, а многие  подразделения еще до прибытия штаба С.И. Еремина,  бывшие в составе 45-го стрелкового корпуса, понесли серьезные потери.

Задача оставалась прежней – восстановить положение по восточному берегу р. Днепр в районе Ст. Быхова, отрезать прорвавшиеся танки, мотопехоту противника и уничтожить их. Распоряжением командующего 13-й армией от 13 июля частям корпуса предписывалось в ночь на 14 июля наступать в направлении Слободки и леса восточнее ее, овладеть этим районом и не допустить удара немцев с востока. 45-му стрелковому корпусу ставилась задача восстановить положение на всем фронте, для чего:
236-му стрелковому полку вести наступление на север, отрезая пути отхода противника к переправам и иметь сильный обеспечивающий отряд в направлении Долгий Мох, Бовки, Боровка. Наступление предписывалось начать в ночь на 14 июля с тем, чтобы  на следующий день выйти на восточный берег р. Днепр и  удержать его;

151-й стрелковой дивизии генерал-майора В.И. Неретина, переданной из 21-й армии, с 15-м минометным батальоном и сводным отрядом полковника Иванова (остатки подразделений 187-й стрелковой дивизии со штабом, без 236-го стрелкового полка – авт.) в 7.00 14 июля перейти в решительное наступление в направлении Смолица, Кузьковичи, Ст. Быхов. Цель прежняя –  восстановить положение на участке Следюки, Нов. Быхов… [25].

Как видим, распоряжение командующего на первый взгляд было правильное и своевременное. Однако оно не учитывало реальной ситуации, сложившейся к тому времени на данном участке фронта. Местонахождение большинства частей штабу армии было неизвестно. В результате получилось, что наши измотанные, обескровленные подразделения вместо наступления и «уничтожения противника» практически на всем фронте продолжали отступать все дальше от Днепра на восток. В оперсводке за 14 июля, переданной через штаб 61-го стрелкового корпуса, говорится: «…в результате боев части 148-й стрелковой дивизии были потеснены на рубеж Лыково, Костинка. В этот прорыв противником брошены танки и пехота. 14.7.41 г. колонна танков невыясненной численности находилась в 15 км западнее Чаусы…

137-я стрелковая дивизия после боя в течение дня отошла на рубеж Малые Хацковичи, Волковичи фронтом на запад.

132-я стрелковая дивизия также отошла в северо-восточном направлении, и местонахождение ее было не известно».
Ф.19. На сегодня сохранились воспоминания командира батареи 15-го отдельного минометного батальона В.Г. Ясючени, который вместе с пехотным подразделением 151-й стрелковой дивизии участвовал в боях на Быховщине в июле-августе 1941 года. Вот что он рассказал: «Я был назначен командиром 6-й батареи 120-мм минометов батальона и уже 28 июня 1941 года мы были в пути на Западный фронт. 4 июля  стали на оборону г. Гомеля, но через 3-4 дня нам было приказано прибыть в район Довска в треугольник Могилев, Варшавское шоссе.

Во второй половине дня получили приказ занять оборону у деревни Никоновичи. На машинах моя батарея двинулась по Довскому лесу через Журавичи, Зимницу, Искань. Перед деревней Усохи мы сблизились с передовым отрядом немцев и боем остановили его. Вечером к нам  подошел сборный отряд 236-го стрелкового полка 187-й дивизии, а позже на наш рубеж обороны Прибор, Никоновичи, Усохи, Поляниновичи вышла и 151-я стрелковая дивизия 67-го корпуса 21-й армии, которая стабилизировала оборону в этом направлении.

12 июля 1941 года немцы попытались пробить нашу оборону и продвинуться на Довск – Гомель, однако контратаками были отброшены на 2-3 км к Никоновичам. К вечеру мы опять заняли свои позиции, так как они были хорошо подготовлены к обороне. 13 июля немцы снова атаковали нас, и опять мы контратакой отбросили их назад. Но так как приказа развивать наступление не было, мы возвратились на свои позиции…
В 20-х числах июля немец начал накапливать силы в районе деревни Усохи у кладбища. Я, находясь на наблюдательном пункте командира стрелкового батальона, который мы поддерживали, видел сосредоточение немецких танков, автомашин пехоты. Командир нашего минометного батальона старший лейтенант Бало в это время отсутствовал. Посоветовавшись с командиром стрелкового батальона, а потом и полка, мы решили огнем моей 6-й батареи уничтожить скопление немцев. Я отдал приказание старшему сержанту Еременко подготовить батарею к ведению огня. Ориентиры были уже пристреляны, мы имели в запасе 200 мин. И тут мы начали беглый огонь. Зарево над скоплением противника заполыхало на несколько километров вокруг. После окончания налета батарея быстро заняла запасные огневые позиции.
Как сообщила разведка на другой день, в месте скопления фашистов были уничтожены десятки автомашин, танки, пехота.

10-12 августа 1941 года немцы на правом  фланге нашли брешь и вышли к нам в тыл… . Вскоре после перестрелки немцы бросились на батарею в лобовую атаку, началась рукопашная схватка. Наша батарея была уничтожена. Я в то время находился на НП, а на батарее был старший сержант Еременко.

Далее немцы пошли на Селец Холопеев, но там их с р. Бобровки встретила наша гаубичная батарея, однако вскоре и гаубичная батарея умолкла. Со всех сторон   начался сильный артобстрел наших позиций.  Мы оказались зажатыми в кольце, попытка наших сборных частей выйти из окружения в район Довска нам не удалась. Мы пошли на прорыв в сторону деревни Прибор. Здесь оборона немцев была легко сломана, и мы вышли к деревне. Ночью пересекли шоссе Могилев – Довск и вошли в Никоновичские леса. Мы уже знали, что был занят Cмоленск, а идти в сторону Гомеля по тылам посчитали  бесполезным. Было решено разбиться на группы 10-15 человек и партизанить…» [2].

…Оперативная группа штаба 45-го стрелкового корпуса вышла из окружения (без корпусных частей) и 14 июля расположилась в лесу западнее Петуховки (12 км южнее Чаус). В этой группе находились также представители штаба 13-й армии майор Урусов и капитан Плякин [26].

Таким образом, попытки 13-й армии восстановить положение на восточном берегу Днепра к успеху не приводили. Части или «топтались на месте» или отходили под давлением  моторизованных частей противника. Главной причиной этого, по мнению штабных командиров, являлось то, что наши войска были не обстреляны и «постоянно подвергались ударам немецкой авиации, которая всегда поддерживала свою пехоту и танки».

Героизм отдельных подразделений не мог изменить ситуации. Очень много зависело от незнания обстановки и недостатка сведений у командования фронта и штаба армии о намерениях противника и его силах. Направления наших контратак часто выбирались без учета обстановки. Удары наносились не по флангам прорвавшихся танковых подразделений противника, а в лоб, зачастую на наиболее сильных его участках.
Там же, где удары имели успех, их не наращивали либо из-за недостатка сил, либо из опасения оказаться в окружении. К тому же оборонительные бои наших частей  на рассматриваемом участке осложнялись практически полным отсутствием танков и авиации.

Ф.20. Как свидетельствовал бывший командующий Западным фронтом генерал А.И. Еременко, немецкие войска, прорвавшись на каком-либо участке фронта, всеми средствами пытались создать видимость полного окружения наших частей. Мчавшиеся по дорогам мотоциклисты и танки вели беспорядочную стрельбу. За танками, как правило, на машинах двигалась пехота. Война шла по дорогам и вдоль них. Лесов и болот немцы избегали. Мотоциклисты и танки «прочесывали» огнем, лежащие на их пути леса, не нанося этим огнем нашим частям существенного урона.

Враг стремился путем охвата и обхода любыми, хотя бы незначительными силами, идущими по дорогам, отрезать наши части. А те, в свою очередь, оказавшись обойденными противником, оставляли позиции и лесами начинали выбираться из окружения [38].

О своей приверженности к «дорожной войне» в первые месяцы наступления говорят и немецкие генералы. Так, начальник штаба 4-й армии генерал Г. Блюментритт отмечал: «Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми… Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток…».

15 июля части нашей 4-й армии (и.о. командующего полковник Л.М. Сандалов) оставили Пропойск. В результате левый фланг 13-й армии оказался открытым. Командующий генерал-лейтенант В.Ф. Герасименко решил отводить войска своей армии за р. Сож. Чтобы организованно осуществить отход, он планировал вначале отвести части на промежуточный рубеж за р. Проня, который удерживался к югу от Чаус 28-м стрелковым корпусом генерал-майора В.С. Попова. Однако, приказ на отход был отменен штабом фронта и подтверждены прежние распоряжения об удержании занимаемых рубежей. Тогда командарм решил нанести контрудар силами 20-го стрелкового корпуса из района Чаус на север вдоль р. Проня во фланг немецкому 46-му танковому корпусу генерала фон Фитингофа, прорвавшемуся в Мстиславль.

Командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко утвердил решение В.Ф. Герасименко, за исключением Могилевского района обороны. Город Могилев приказывалось удерживать во чтобы то ни стало.

Николай БОРИСЕНКО,
руководитель Могилевского историко-патриотического
поискового клуба «Виккру».

(продолжение следует.)