Гонка потребления улучшает быт, но в перспективе снижает уровень благосостояния страны.

Старшее поколение с ностальгией вспоминает советские времена. Мол, жилось тогда лучше. Вполне возможно, но не сытнее — это точно. У большинства оклады были смехотворными даже по сравнению с нынешней, относительно невысокой, заработной платой. Приобретение холодильника, телевизора, стиральной машины становилось семейным событием. Не говоря уже про автомобиль. И проблема была не только в дефиците этих товаров, но и в ценовой доступности. Предел мечтаний — «жигули» по стоимости были эквивалентны зарплате среднего инженера за 4—5 лет. Нынче царит настоящая гонка потребления, но обилие бытовой техники, одежды и других вещей как-то не прибавляет спокойствия «в среднем по больнице». Все время хочется еще больше. Шопингомания на Западе превратилась в серьезное психологическое заболевание, которым заразилась значительная часть населения. Откуда взялась эта душевная хворь 21-го века? Она лишь следствие пропаганды экономической модели, основанной на необходимости постоянного роста потребления населением самых разнообразных товаров.

Если разобраться по сути, то нынешние политические, экономические и даже военные конфликты — это обостренное продолжение торговых войн, борьбы за контроль над рынками. Издревле купцы являли мощную экономическую силу. Расцвет Киевской Руси пришелся на период активных торговых операций между варягами и византийцами. Древние славяне на доходах от торговых посреднических операций создали одно из самых сильных государств того времени. Именно в контроле за международным обменом товарами во многом кроется нынешнее «величие» развитых экономик. На каких-нибудь бананах эти страны зарабатывают больше, чем на собственных фруктах!

Какое-нибудь яблоко сорвал, «перекатил» на ближайший рынок и продал горожанам. Ничего интересного. А заморская «растительность» дает пищу всей тяжелой промышленности. Ведь для транспортировки какого-нибудь авокадо или ананаса нужен и морской, и автомобильный крупнотоннажный транспорт. Значит, есть работа у машиностроителей, а также производителей топлива, которые создают спрос на продукцию металлургии, нефтедобычи и еще кучу товаров. На пассажирские авиаперевозки сильные мира сего в Европе начали косо смотреть, когда на этот рынок попытались войти Россия, Китай и еще ряд «не ихних» стран. Особенно когда эти государства стали пытаться переходить на воздушные суда собственного производства. А авиастроение — отрасль, за которой тянется длинный шлейф промышленных предприятий. Поэтому всей западной тяжелой промышленности точно воздух необходим и массовый туризм, и крупные международные поставки по импорту. А для этого надо подогревать психологию потребления. И не только у собственного населения, но и у жителей соседних стран. Им можно милостиво продать банан из Эквадора, но купить, скажем, сухое молоко, которого недостает в Латинской Америке. А в себестоимость перевозок включить развитие всей своей промышленности. Просто красота. Такие экономики не испугаешь ни энергетическими, ни продовольственными, ни другими кризисами. Их может убить только замедление международной торговли. Поэтому Запад и беспокоят любые интеграционные процессы, направленные на «мягкую» закрытость внутренних рынков, когда структуру производства стараются сделать наиболее самодостаточной.

И смех и грех: Россия лет 15 «бодалась» с западными экспертами по условиям вступления в ВТО. Но стоило образоваться ЕЭП, появились перспективы для его расширения, в свою организацию свободной торговли мировое сообщество готово взять всех. Даже Беларусь, которую на дух не переваривают по многим другим вопросам. Ведь взяли же в свое время экономически слабенькие Прибалтийские страны в Евросоюз, даже подкармливают. В первую очередь из-за их портов. И нынче чуть ли не весь ВВП этих государств формируется за счет транспортных и логистических услуг. А технику где они закупают, а строительные материалы? Совершенно верно, у своих коллег по Евросоюзу.

Словом, диогены — злейшие враги западной экономики. Ведь для международной торговли главное — потребление. Всех товаров и побольше. И идеология «хапуна» активно внедряется в народные массы других государств. Единственное но: идея отлично работала в 70-х, 80-х и даже 90-х годах прошлого века. А нынче такая модель начинает давать сбои. Разросшись, она, как удав в знаменитой компьютерной игре, начинает пожирать свой хвост. Промышленных товаров в мире уже производится больше, чем их физически и разумно может потребить человечество. Автомобиль сделался обыденным явлением даже в небогатых странах, не говоря уже про телевизоры, «стиралки» и тостеры. Одежды выпускается свыше всех разумных пределов. Продуктов питания, учитывая современные сельскохозяйственные технологии, тоже, в принципе, достаточно. Вспышки голода в некоторых регионах планеты не связаны с физической нехваткой продовольствия на Земле в целом. Скорее, следует говорить о политических мотивах. А впрочем, периодическая «диета» некоторых государств связана чаще всего с внутренней нестабильностью. Плюс этих проблем — хороший маркетинговый повод для «вершителей мировой экономики» подогреть интерес к определенным товарам, создать ажиотаж, увеличить их оборачиваемость по всему земному шару.

Словом, когда товаров стало намного больше, чем потребителей, началась борьба с этими самыми товарами. Насытился лет двадцать тому назад рынок автомобилями, придумали повод для их замены раньше физического износа — принялись бороться за экологию. Появился повод добавить лишних узлов и агрегатов, весьма массивных и дорогих. Да к тому же (о счастье для европейского автопрома!) экологическое оборудование еще и ресурс двигателя сокращает. Нынче относительно новые, 5—7-летние, машины ломаются чаще и серьезнее, чем ухоженные старички-двадцатилетки. Хотя у последних и пробег на порядок больше! Маразм. Если посчитать, что в конструкцию машины «нового» поколения заложено, что она должна отправляться на свалку лет через 7—10, то где же тут забота о природе? Ведь придется ее утилизировать, производить новую, снова плавить металл, жечь газ или другой энергоноситель, чадить в атмосферу трубами заводов. И возникает вопрос, кто больше воздух загадит: надежный автомобиль с «выхлопом», который прослужит верой и правдой лет 20, или сталеплавильная печь, которая должна произвести металла на 3 новых автомобиля — именно столько машин на двадцатилетку необходимо исходя из новой идеологии европейского автопрома. Такое чувство, что промышленность окружающей среде вредит намного больше.

Впрочем, многие товары нынче становятся почти «одноразовыми»: очень быстро ломается бытовая техника, мгновенно «умирает» электроника, одежда, какой бы брендовой она не была, изнашивается стремительно… Да еще разогревают покупателей многочисленные информационные атаки. Международных модных журналов, каналов, порталов развелось неимоверное обилие. И давят они на мозг, меняя стили чуть ли не каждый месяц. А ведь кто-то ведется на эту удочку. Либо пашет, как папа Карло, не видя света белого, чтобы приобрести новую модель телефона, которая от старой отличается каким-нибудь крутым «прибамбасом». Нынешней экономикой «рулит» маркетинг, а инженеры либо отдыхают, либо бегают на побегушках у пиарщиков. Впрочем, как и потребитель. Не правит он бал — это лишь сказки из учебников. Его поставили на уровень дельфина, который хвастался товарищу, что подчинил своей воле дрессировщика: «Я подпрыгну — он мне рыбку даст».

В сухом остатке же получается: прыгаем мы прыгаем, а удовольствия от этого и не получаем. За потребительским бумом пропадает простая, банальная тяга человека к предначертанным ему природой естественным удовольствиям: отдыху, тишине, покою, общению, созерцанию… За мирской суетой уже редко кто спорит, кто больше сделал для литературы: Толстой или Достоевский. Музыку заменила попса, которую удобно слушать чуть ли не на бегу, живопись — комиксы и электронные гаджеты, кино — быстро сляпанные блокбастеры и телесериалы, которые и разум-то не трогают, так как даже примитивную мысль в эти картины редко закладывают. Искусство тоже становится одноразовым: посмотрел, послушал и забыл. Так и человеку недолго стать одноразовым. Но именно к этому и ведет современная модель мировой экономики, формирование которой пока контролируют с десяток стран. И еще столько же им помогают. В итоге вещей много, а чувства удовлетворенности нет. А ведь благосостояние — это не набор каких-то материальных благ, а внутренние ощущения человека. Советская социальная модель при всех своих многочисленных недостатках обеспечивала чувство достатка. Возможно, в ней было немало положительного, к чему не мешало бы вернуться в модернизированном варианте. Но тогда противоречий со всемирной моделью не избежать. Ей как воздух нужен потребитель. Пускай и глубоко несчастный…

Рэспублiка