Летом 1973 года, когда мне было восемнадцать, я бродила по черноморскому побережью вместе с украинским парнем, которого звали Борис, чьи голубые глаза и выгоревшие волосы заставляли мои ноги сгибаться в коленках каждый раз, когда я смотрела в его сторону. Если бы об этом узнала моя мать (считалось, что я провожу каникулы на даче родителей моей подруги), мне было бы очень стыдно – гораздо сильнее, чем шесть лет спустя, когда я предала свою страну, выйдя замуж за американца и уехав из России. Однако тем летом крымское солнце, бирюзовое море и коричневый загар Бориса сбили меня с пути истинного, и я попала во взрослый мир «вранья».

Вранье – это слово в России означает ложь – особую форму лжи. Я узнала об этом в ленинградском детском саду от тети Поли, работавшей на кухне. Вообще-то моей тетей она вовсе не была. Она маячила над нами с кувшином теплого молока и подносом с бутербродами с маслом, впитавшими все противные запахи кухни, и строго следила за тем, чтобы мы все съели и выпили. Мы все знали, что она за нами следит, она знала, что мы это знаем, и мы знали, что она знает, что мы знаем. Она то и дело бросала на нас внезапные взгляды, а мы усердно жевали, делая вид, что вовсе не думаем, что она на нас смотрит. Мы все играли в эту игру: моя сестра играла в нее в школе, мои родители – на работе. И все мы притворялись, и наблюдатели, и те, за кем наблюдали.

Когда недавно я открыла The New York Times и увидела там Владимира Путина – того самого, который скоро снова станет президентом России – выходящего на берег Черного моря с двумя почти целыми древними амфорами в руках, автоматически сработал сигнал «вранье». Я сразу же вспомнила о Борисе, который тридцать восемь лет назад нырял на глубину 22 с половиной метра; ему тогда удавалось достать со дна лишь небольшие обломки амфор – отломанные ручки или горлышки, которые можно было продать работавшим поблизости археологам за пару литров местного вина. Тогда нам обоим хотелось вина, но иногда наше уважение перед историей брало верх, и некоторые обломки амфор много лет пролежали на полке в моей ленинградской квартире.

Как же Путину могли попасться такие находки? На фотографии он был одет в водолазный костюм, с аквалангом, как будто погружался на большую глубину. Но почему амфоры, пролежавшие под водой, как предполагается, 2600 лет, выглядят тут такими чистенькими?

Привкус «вранья» был настолько силен, что мне пришлось отложить газету. Я была уверена, что тысячи людей в России ухмыляются, узнавая старую игру в «притворялки»: Путин нам лжет, мы знаем, что он лжет, он знает, что мы знаем, что он лжет, но все равно продолжает лгать, а мы притворяемся, что верим ему. Ведь ясно, что он не мог найти эти керамические кувшины, занимаясь дайвингом на Черном море. Эти археологические свидетельства являлись предметом поиска многочисленных археологических экспедиций, проводившихся на протяжении десятилетий. Если там и осталось еще что-то не найденное, каковы были шансы у 59-летнего премьер-министра добраться во время своих любительских погружений до темных глубин тысячелетней истории?

Но потом мне пришло в голову, что ведь значительная часть людей, составляющих электорат Путина, родились уже во время или после перестройки. Их никогда не заставляли выходить на демонстрацию в честь дня октябрьской революции. Они не выросли в стране, где было всего две основные газеты, «Правда» и «Известия»; им не знакома стандартная шутка, что в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды. У них не было своей тети Поли, учившей их «вранью». Хотя я в чем-то завидую этому новому некоммунистическому поколению, но вот тут вижу, что у них есть своя слабость: они утратили чуткость ко лжи.

Неделю спустя в The Times появилось сообщение, что погружение Путина на дно Черного моря было инсценировано. Древние амфоры были найдены во время археологических раскопок и помещены на дно на глубине около двух метров. Костюм аквалангиста не был нужен Путину. Ему нужно было просто наклониться, взяться за ручки амфоры и посмотреть в объектив.

Поверили ли молодые россияне, которых не учили «вранью», в правдивость этой сцены, как Путин поднимается со дна морского, зажав в своих руках историю? Увидели ли они в нем героя? Эта фотография обладает всем, чтобы наполнить наше сердце патриотической гордостью: авторитарный лидер, бросающий вызов времени и человеческой ограниченности. У меня самой на сердце потеплело, правда, не от лицезрения Путина, а от вида Черного моря на заднем фоне, которое заставило меня с тоской вспомнить о своей юности, о Крыме и о голубоглазом Борисе. Я никогда не рассказывала своей матери о том лете, глубоко запрятав весь месяц соленого ветра и ночевок на берегу моря на темных антресолях «вранья». А мать никогда не расспрашивала меня, делая вид, что верит в мои рассказы о даче подруги.

Елена Горохова – автор книги «Гора крошек» (“A Mountain of Crumbs,”), воспоминаниям о ее детстве в Советской России, вышедшей в издательстве Simon & Schuster в 2010 году.

Источник: inoСМИ.Ru