Кто впервые назвал его доктором SOS (переиначенные на латиницу инициалы), Олег Сакадынец не знает. Юморные собратья­медики из психоневрологической больницы (наподобие героев телесериала «Интерны», находивших в суровых больничных буднях шутливые моменты)? Коллеги­парламентарии, пораженные работоспособностью и неутомимостью депутата, представлявшего в Национальном собрании самый крупный в стране округ — 4 района Могилевщины? Благодарные пациенты, которым доктор помог избавиться от пагубных привычек?

Олег Сакадынец и в бытность депутатом не уходил от медицинской практики и, вернувшись в Могилев, продолжает лечить людей от алкогольной и прочих зависимостей. Депутатом может каждый стать, шутит, а вот врачевать — не всякому дано.

— Моего отца в Великую Отечественную медики, считай, с того света вытащили, — рассказывает Олег Сакадынец.  —  Накануне вой­ны он 1З­летним пацаном уехал из деревни Борки, что в Кировском районе, в Ленинград —  учиться в ремесленном училище. В блокаду вместе с однокашниками ремонтировал грузовики, которые шли по легендарной ледовой Дороге жизни  — единственной ниточке, связывавшей окруженный Ленинград с Большой  землей. По ней же потом эвакуировали и ребят из ремесленного. Ехали на Кавказ, но дорогу перерезали немцы. И отец с земляком решил вернуться в Борки — два месяца пробирались туда по оккупированной территории. А встретило их пепелище — деревню вместе с жителями сожгли фашисты. Только из нашей семьи 40 человек погибли… Отец ушел в партизаны, а после освобождения Кировского района —  в Красную Армию, хоть его год еще не был призывным. Попал в батарею противотанковых пушек­«сорокапяток» — их называли «Прощай, Родина». Под Белостоком отца ранило в ногу, началась гангрена… Доктора его спасли, но каково в 17 лет остаться без ноги! В Рязанском госпитале отец проходил реабилитацию, его научили портняжному делу и обеспечили швейной машиной «Зингер», с которой он вернулся домой… Отец на всю жизнь сохранил признательность медикам, и мне посоветовал идти в доктора.

После 8­ми классов я поступил в Могилевское мед­училище на фельдшерское отделение, а когда окончил его, получил распределение в психиатрическую больницу. Но поработал там всего ничего — призвали в армию. Служил, а еще настолько увлекся классической борьбой, что выполнил норматив мастера спорта, вошел в сборную Белорусского военного округа. Ну, а после «дембеля» поступал в Витебский медицинский, но не прошел по конкурсу и вернулся на прежнее место работы на должность… медсестры. Не было в больнице фельдшерской вакансии…

— Логичнее тогда зваться медбратом…

—  Отсутствовало такое понятие в нашем здравоохранении. В моей трудовой книжке так и записано — «медсестра». В соответствии с Кодексом о труде. Через год поступил в Минский мединститут, а когда окончил, вернулся в Могилевскую психиатрическую больницу врачом.

—  А почему выбрали специализацией психиатрию? Парням, да еще спортсменам, престижней в хирурги…

— Хотел им стать. Но в схватке  на борцовском ковре получил перелом мелких костей руки — она до сих пор плохо сгибается, и с мечтой о хирургии пришлось расстаться. Стал психиатром и нисколько об этом не жалею. Очень интересная профессия!

— Но и тяжко, наверное, общаться с пациентами, имеющими психические отклонения…

— Конечно, не просто так врачам­психиатрам полагается надбавка за профессиональную вредность. Приходилось общаться  с «Лениными», «Сталиными», «великими поэтами и писателями». Один пациент  подарил мне фолиант под названием «Курение и обороноспособность страны», где он на 50 печатных листах обосновывал, какой вред обороноспособности приносят курящие солдаты. Ну, а другой мой подопечный после выписки из больницы стал неплохим рационализатором на заводе. Интересно со многими пациентами работать в том смысле, что они иначе видят окружающий мир, у них форма мышления другая…

—  Насколько это можно назвать болезнью?

— Поставить диагноз в психиатрии — целая наука, заключение делается консилиумом врачей. Если коротко, то психические расстройства — болезнь, когда они приобретают навязчивую форму, мешают жить другим людям.

—  У вас 8­летний стаж парламентской работы. Чем был вызван ваш поход в политику? Может, осознанием, что и «общественный организм» надо лечить? Говорят, что корни того же алкоголизма — социальные…

— По большому счету, противостоять влиянию алкогольной среды может только сильная, гармонично развитая  личность, у которой множество интересов и увлечений. Воспитание такой личности —  это социальный заказ, государственная задача. А любые болезни, конечно, надо лечить. Я пошел в парламент, потому что надоели непродуманные реформы, которые начались было в нашем здравоохранении. В частности, планировалось сократить ФАПы (во всем мире­де их нет), участковые больницы на селе. Да, на Западе, наверное, можно быстро доставить больного на прием к врачу, в больницу. У нас это пока нереально — не та дорожная и прочая инфраструктура. Но все люди имеют право на доступную медицинскую помощь! И, в конце концов, на совещании с участием президента страны было решено не трогать сложившуюся систему медобслуживания. Возможно, когда­нибудь она себя и исчерпает, но всему свое время.

Я работал в своем избирательном округе, в депутатской комиссии по здравоохранению, физической культуре и делам молодежи. При нашем участии был подготовлен и принят ряд законов — о лекарственных препаратах, трансплантации и других. Могу сказать, что  по технической оснащенности, подготовке специалистов­медиков Беларусь сегодня не уступает ведущим европейским странам.

Но и с лечебной практикой я не порывал — каждые выходные принимал пациентов в своем избирательном округе, в областной психоневрологической больнице. Доктор должен лечить — это мое кредо.

— Говорят, что вы ни разу не выступили в парламенте с инициативой запрета производства низкокачественного алкоголя или значительного повышения цен на крепкие напитки…

— Действительно, не выступал. Не бывает «плохого» или «хорошего» алкоголя — действует он одинаково. Вводить «сухой закон» тоже неэффективная мера — мы это проходили при Горбачеве. Ну запретим продажу алкоголя, люди все равно найдут, где выпить, и за ценой не постоят…
Да, алкоголизм — серьезнейшая проблема, больных людей надо спасать, возвращать к нормальной жизни. А воспитывать трезвость как норму жизни, вводить ограничительные меры следует постепенно, аккуратно и обдуманно, параллельно решая проблемы занятости, повышения уровня жизни и т.д. Это программа на долгие годы! Все упирается в традиции. Мусульманам, к примеру, Коран запрещает спиртное употреблять, а у нас — другие реалии. Есть цифры: в год от алкоголизма умирает 2,5 миллиона славян. Пьют по двум основным причинам: чтобы уйти от проблем и чтобы получить удовольствие. Со спиртным отмечают праздники, юбилеи и другие радостные события. А потом оказывается, что кто­то не может обойтись без водки, вина,  пива и в другие дни.

С одной стороны, развивается привыкание к спиртному, в результате которого прежняя доза уже не дает ожидаемого эффекта, с другой — человек утрачивает способность к иным способам снятия напряженности, кроме алкоголя. Начинаются проблемы — со здоровьем, работой, материальным положением, взаимоотношениями с  родными, соседями. И самое плохое, что одни люди не воспринимают алкоголизм как серьезную болезнь, считают ее чем­то вроде вредной привычки, способа расслабиться, уйти от проблем. А другие, наоборот, думают, что раз заболел алкоголизмом, то на всю жизнь, лечи не лечи… Все эти стереотипы сломать не просто.

—  И поэтому, сложив депутатские полномочия, вы решили «ломать  стереотипы» с помощью частной врачебной практики? Кстати, учитывая, что у вас богатый опыт не только лечебной, но и управленческой работы, вам, наверное, предлагали и хорошую работу в столице?

— Предлагали. Но я  вернулся домой — здесь моя семья, родные. А частная практика — почему нет? Ни от кого не зависишь, сам себе хозяин… Решил попробовать этого хлеба. У человека есть выбор: лечиться у доктора­частника или в поликлинике. Да, этот выбор зависит и от финансовых возможностей пациентов. Поэтому сегодня должен быть паритет частной и государственной медицины. Я не обидел своих пациентов — продолжаю работать на четверть ставки в областной психоневрологической больнице.

— Чем ваш метод лечения зависимостей отличается от практики докторов Ходоркина, Сайкова и других?

— Вообще методов лечения достаточно много, и коль у доктора есть лицензия, значит, они показали свою эффективность. Конечно, при условии, что больной сам должен желать выздороветь. Иначе все усилия и средства насмарку.

Я  предпочитаю использовать методику лазерно­биологической терапии. Суть ее в том, что с помощью воздействия на некоторые точки организма лазерным лучом можно уменьшить (а в идеале уничтожить) влечение больного к алкоголю, никотину. В медицине давно признано существование на человеческой коже точек, связанных с различными внутренними органами и определенными центрами головного мозга. Широко известны китайские методы воздействия на биологически активные точки — то же иглоукалывание, к примеру.

—  Многим удалось помочь избавиться от «зеленого змия»?

—  Специально не подсчитывал, но, судя по записям, счет идет на тысячи человек. И никогда не обещал чуда. Лазерная терапия помогает снять алкогольную тягу, но сколько потребуется таких сеансов, зависит от стадии болезни. Иногда бывает достаточно поговорить с человеком по душам, осознать вместе с ним препятствия, которые мешают ему нормально жить, и одно это может помочь ему бросить пить. А если зависимость слишком сильная, помочь может только терапия.
Но важно «снять» и причины алкоголизма. Повторюсь: эта зависимость —  следствие болезни души, когда человек ищет «лекарство» от скуки, нелюбимой работы, нереализованной жизни. Это своего рода «таблетка от проблем». А взамен этой «таблетки» больному надо предложить что­то другое. Поэтому работаю не только наркологом, но и психотерапевтом, и связь с бывшими пациентами часто поддерживаю всю жизнь.

Геннадий АЛЕКСАНДРОВ, mogpravda.by