Когда люди из мейнстримной прессы говорят о демографии, это всегда приятно, так как эта тема привлекает меньше внимания, чем заслуживает. Демография, разумеется, – не единственное, что имеет значение, но она все же исключительно важна. Однако тех, кто пытается обсуждать демографические проблемы, зачастую называют чудаками, расистами или психами. В связи с этим последняя колонка Росса Даузета (Ross Douthat) в New York Times, забавно озаглавленная «Больше детей, пожалуйста» («More Babies Please»), и исследование Pew, которое ее вдохновило, сразу же привлекли к себе в блогосфере немало внимания. Хотя аргументы Даузета мне кажутся, в целом, довольно разумными – программы социальной защиты, действительно, необходимо серьезно реформировать из-за того, что доля пожилых граждан в обществе стала больше, чем раньше, – один из его пассажей меня расстроил:

«На определенном уровне отказ от воспитания детей – это симптом современного истощения, упадка, начавшегося на Западе, но затронувшего в итоге богатые общества по всему миру. Этот дух предпочитает настоящее будущему, стагнацию – инновациям, то, что есть, – тому, что может быть. Он ценит блага и удобства современности, но сбрасывает со счетов жертвы, на которых стоит наша цивилизация».

Я выделил этот абзац, потому что аргументы именно такого стиля типичны для наших консервативных интеллектуалов. Внешне эта теория (люди стали эгоистичнее, у них меньше детей, и они мало заботятся о будущем) выглядит правдоподобно, но реальность ее не подтверждает. Хотя Даузет прав в том смысле, что рождаемость снизилась практически во всех богатых и развитых странах, конкретика очень различается: например, в Швеции суммарный коэффициент рождаемости составляет 1,98, что крайне мало по историческим стандартам, но в долгосрочной перспективе намного лучше, чем германские 1,39. Даже в предположительно упадочной и разложившейся Европе и рождаемость, и экономический динамизм бывают очень разными.

Между прочим, действительно ли страны с низкой рождаемостью систематически предпочитают «стагнацию» «инновациям»? Неужели государства, население которых больше фокусируется на выращивании детей, динамичнее и инновационнее? Задавшись этими вопросами, я решил сделать нечто крайне радикальное – а именно, попробовать это проверить. Хотя «инновационность» – довольно смутная материя и ее невозможно точно измерить – в отличие, например, от роста ВВП, – несколько общепринятых способов ее оценить все же существуют. Есть знаменитый «индекс инноваций» INSEAD, есть данные Всемирной организации интеллектуальной собственности по заявкам на регистрацию товарных знаков, есть информация Всемирного банка по патентным заявкам и статьям в научных и технических журналах.*

Разумеется, по отдельности эти показатели не характеризуют уровень инноваций исчерпывающим образом. Однако, если рассмотреть их все вместе, можно понять, правда ли, что страны с низкой рождаемостью систематически менее «инновационны» и более склонны к «стагнации». В конце концов, по логике Даузета, люди с коротким временным горизонтом, вряд ли будут готовы вкладывать кучу времени, сил и денег в получение патента, регистрацию товарного знака, подготовку сложной журнальной статьи или получение серьезного технического образования. Они просто возьмут у государства чек, обналичат его и отправятся проводить время в растленном бездействии.

Итак, сопоставим число патентных заявок на миллион жителей с суммарным коэффициентом рождаемости. И тут выясняется, что две страны с самым большим среднедушевым числом заявок – Япония и Южная Корея – обладают крайне низким – одним из самых низких в мире – уровнем рождаемости.

Теперь сопоставим количество заявок на регистрацию товарных знаков на миллион жителей среди группы отобранных ВОИС стран с коэффициентами рождаемости. Тут разброс данных – больше, и я бы поостерегся говорить, что низкая рождаемость способствует росту числа заявок, но идея о том, что более плодовитые и предусмотрительные общества более динамичны все равно не подтверждается.

Прямо противоречат ей и данные по количеству статей в научных и технических журналах на миллион жителей.

Наконец вот первые 15 стран из «индекса инноваций» INSEAD за 2011 год (в скобках я привожу место в мировом рейтинге по коэффициенту рождаемости на 2010 год).

1. Швейцария (165) 2. Швеция (130) 3. Сингапур (194) 4. Гонконг (196) 5. Финляндия (135) 6. Дания (136) 7. Соединенные Штаты (118) 8. Канада (151) 9. Нидерланды (145) 10. Британия (133) 11. Исландия (113) 12. Германия (185) 13. Ирландия (121) 14. Израиль (63) 15. Новая Зеландия (114).

Все это ясно говорит мне об отсутствии любой значимой связи между уровнем «инноваций» и уровнем рождаемости. Даже среди богатых и развитых стран вариантов очень много. Есть страны с крайне низкой рождаемостью и высоким уровнем инноваций (Гонконг, Сингапур), с умеренной рождаемостью и умеренным или высоким уровнем инноваций (Соединенные Штаты, Израиль), с низкой рождаемостью и низким уровнем инноваций (Италия, Греция). Все это совершенно не удивительно. Не секрет, что во многих насыщенных динамикой и конкуренцией странах – таких, как Южная Корея, – рождаемость экстраординарно низка, или что во Франции, которую часто считают образцовым примером стагнации, рождаемость заметно выше, чем во многих других европейских странах.

В действительности, если посмотреть на такие места, как Сингапур и Гонконг, возглавляющие едва ли не все сравнительные рейтинги «экономической свободы» и конкурентности, теорию Даузета придется перевернуть: жители этих стран не заводят детей не потому, что они ленивы и заботятся только о личном комфорте, а потому, что они буквально одержимы образованием, работой и накоплением средств на будущее.

Хорошо, что Даузет поднял тему демографии, которую слишком часто игнорируют, но жаль, что при этом он увлекся сомнительным теоретизированием (которое, кстати, льстит слуху его интеллектуальных союзников и совпадает с их идеологическими предубеждениями). Конечно, думать, что раз рождаемость – это «хорошо», то она должна идти рука об руку с такими хорошими вещами, как инновации, кажется правильным. Однако, если взглянуть на факты, выяснится, что более плодовитые общества не выглядят более инновационными, динамичными или передовыми. Они просто более плодовитые.

* Я вполне понимаю, что все это – весьма неоднородные индикаторы, что подходить к ним надо с долей скептицизма и что ни один из них не охватывает полностью понятие «инновационности».

inoСМИ.Ru