Принято считать, что Михаил Богданович Барклай де Толли родился «на маленькой глухой мызе Памушисе в Литве». «Глухая мыза» — это, наверное, где-то в лесу, в его чащобе, где волки да медведи… жуть!

Верно в этом лишь то, что Вейнхольд Готард Барклай, отец будущего фельдмаршала, в 1760 году поселился на литовском хуторе, и даже не купил его, а взял в аренду. Он служил в русской армии, в 26 лет в чине поручика вышел в отставку с мизерной пенсией. Ни земли, ни крепостных крестьян у него не было. Для жизни в Риге, откуда Вейнхольд родом, пенсии не хватило бы, а способностями зарабатывать деньги и хорошим образованием отставной поручик, увы, не обладал. Поэтому арендовал себе хутор по средствам и скромно жил там.

Единственное его богатство составляла жена Маргарет, которая происходила из почтенного рода фон Смиттен, владевшего многими землями в Лифляндии. Поэтому-то своего ребенка Маргарет рожала в 1761 году вовсе не на глухой литовской мызе, а в Луде Гросхоф  —добротном лифляндском имении родственников. Мальчика назвали Михаэль Андреас — это и был будущий генерал-фельдмаршал князь Михаил Богданович (Вейнхольдович) Барклай де Толли.

Кода Михаэлю Андреасу исполнилось три годика, у него появился братик, кормить семью отставному поручику стало затруднительно. Отец отвез старшего сына в Санкт-Петербург к родственнику жены, бригадиру русской армии фон Вермелену. Судьба мальчика была предрешена — в 6 лет его приписывают к кирасирскому полку, а с 14-ти он уже служит по-настоящему.

Обычно говорят, что слава полководца пришла к Барклаю де Толли в войну 1812 года, а зенита достигла в 1814-м, когда он вошел в Париж. Это и так, и не так. Еще до вторжения Наполеона в Россию Барклай дрался с ним, начиная с Аустерлица, бил его, сам был бит не раз, получил тяжелое ранение и много орденов. Но когда Наполеон перешел Неман, на Барклая свалилась не слава, не всенародная любовь, а лютая ненависть всех слоев российского общества!

Что же произошло с полководцем? Чтобы понять это, интернет-ресурс gazeta.lv предлагает вернуться к тяжелому ранению в январе 1807 года, когда Барклая без сознания привезли в Мемель, в госпиталь. Некоторое время спустя сам император Александр I решил навестить раненого героя. Возможно, именно этот визит и длительный тайный разговор в госпитале с царем определили дальнейшую трагическую судьбу Барклая. И, к сожалению, посеяли ненависть русского народа, которую ему пришлось стойко вытерпеть.

Царь понимал: Европа Наполеоном уже покорена, очередь — за Россией. Александр мучительно искал способ спасти страну и не находил его. Против 645 тысяч французских солдат и их союзников он мог выставить только 222 тысячи своих войск. Нет, Россия не была столь слабой — у нее под ружьем в то время стояла 591 тысяча воинов. Но находились они и на Кавказе, и у турецкой границы, и у иранской, а также в Молдавии, в Финляндии, на Дальнем Востоке.

И вдруг в мемельском госпитале Александр впервые услыхал обоснованные предложения, как противостоять грядущему вторжению. Они поначалу шокировали царя своими очевидными негативными последствиями, но после толковых объяснений император понял, что это не только единственный путь к спасению, но и верный путь к победе. Одно смущало Александра: как главнокомандующий он должен будет сам отдавать приказы во исполнение шокирующих планов Барклая, навлекая на себя гнев народа. А цари, как известно, непопулярными быть не хотят…
Александр идет на хитрость. Он назначает Барклая сразу и главнокомандующим, и военным министром, сместив с этого поста всесильного Аракчеева. Назначает с напутствием: «Поручаю вам мою армию, не забывайте, что у меня нет другой, и пусть эта мысль вас никогда не покидает». Хотя и тут царь слукавил, поскольку именно это и было самым главным в предложении самого Барклая: прежде всего любой ценой спасти армию!

Замысел Барклая был предельно прост и заключался в постоянном отступлении армии на заранее подготовленные позиции. Мысленно представьте колоссальные российские просторы, где 200 лет назад почти не было дорог, а те, что были, при малейшем дождике разбивались марширующей армией в непролазную грязь. Пока наступающие с трудом тащились по этой грязи следом, отступавшие войска приходили туда, где были провиант и фураж, где они отсыпались, отъедались, приводили себя в порядок и налегке уходили дальше. Наступающие же приволакивали на оставленное пустое место свои пушки и долго дожидались отставших обозов, которые тонули на совершенно разбитых дорогах…

Ни в одной другой стране такая тактика не дала бы результата, кроме России. Но и в России ей не суждено было осуществиться в задуманном виде — помешал сам Александр. Вопреки тайной договоренности он через голову своего военного министра все же отдавал порой нервные, противоречивые, популистские приказы.

Французские маршалы первыми раскусили секретную тактику Барклая, испытав ее на своей шкуре. Уже в Витебске произошел первый их конфликт с Наполеоном, который требовал быстрого наступления и решающего сражения. А в это время Барклай боролся с непониманием российских «паркетных шаркунов», тоже требовавших «генерального» сражения. Но когда русские войска оставили уже и Смоленск, в ряды недоброжелателей Барклая встали и боевые генералы, в том числе и Багратион. В своем письме к царю последний умолял поставить над армией другого военачальника. Голос Багратиона был далеко не единственным, и царь снова делает хитрый ход — созывает некий Чрезвычайный Комитет (из 6 человек) и просит предложить кандидатуру главнокомандующего. «ЧК» предложил Кутузова.

Барклай сдал командование, Кутузов — принял. И тут же отдал приказ… отступать! Нет прямых доказательств того, что Кутузов, по договоренности с царем, стал продолжателем тактики Барклая. Но есть множество косвенных тому подтверждений. «Генеральное сражение» французам дали лишь один раз — у Бородино.

Битва продолжалась весь день, русские потеряли 40 тысяч, но были готовы драться и наутро. Однако Кутузов в полночь дал приказ — отступать. У самой Москвы, на знаменитом военном совете в Филях всем генералам противостоял один человек — Барклай. Кутузов долго молчал, а потом поддержал именно его. Снова отступили, и Москву сдали.
Неприязнь к Барклаю переросла в прямые обвинения в измене. Он долго и достойно держал удар, пока столь же достойно не подал в отставку. Подал в тот самый день, когда Наполеон в пустой, сожженной Москве понял, в какой смертельный капкан его заманил де Толли. Позже, на острове Св. Елены, он напишет: «Я должен был умереть сразу же после вступления в Москву…» Царь отставку Барклая принял, тем самым полностью переведя на него все упреки в минувших поражениях.

Отечественная война 1812 года продолжалась всего 6 месяцев и 2 дня. Мудрый и хитроватый Кутузов последовательно довел тактику Барклая до конца, сохранив армию от поражений и в итоге освободив страну от неприятеля.

Когда последний солдат Наполео-на уже унес ноги из России, Александр получил от Барклая сдержанное письмо, которое заканчивалось так: «Я уверил Ваше Величество, что не подвергну опасности бесполезной или несвоевременной гибели Вашу армию, единственную опору Отечества… Я сдержал свое обещание». Император оценил верность Барклая данному слову. Письмо датировано 27 января 1813 года, а уже 31 января Михаил Богданович был возвращен в действующую армию — к мировой славе героя «битвы народов» при Лейпциге, к княжескому титулу, званию фельдмаршала, ордену Андрея Первозванного, к взятому им Парижу.

Умер Барклай де Толли в 1818 году, в Восточной Пруссии. Хоронить его везли через Ригу. Тело установили в гарнизонной церкви, где рижане три дня прощались с выдающимся земляком…

К столетию войны 1812 года городская управа единодушно приняла решение установить в Риге памятник фельдмаршалу. Горожане собрали для этого более 20 тысяч рублей. Постамент из финского гранита открыли в сентябре 1912-го, а еще через год на нем во весь рост встал бронзовый Барклай. Высота фигуры была почти 5 метров, вес — две тонны. Не простоял Барклай и двух лет… В разгар Первой мировой войны, в июле 1915 года, началась эвакуация из Риги всего ценного. В том числе демонтировали бронзовые памятники Петру Великому и Барклаю.

Вывезти их предполагалось в тыл на «интендантские склады», сделать это можно было либо по железной дороге, либо морем. Конная скульптура Петра ни в вагон, ни на платформу не помещалась, поэтому памятники решили везти в Петроград морем. Но пароход «Сербино» немцы потопили на траверсе Таллина. Эстонские водолазы памятник Петру извлекли и позже вернули в Ригу. Памятника Барклаю в трюмах не оказалось. Нет никаких документов и об отправке его по железной дороге. Так родилась еще одна тайна, связанная с именем фельдмаршала. Родилась через сто лет после его смерти и остается неразгаданной по сей день…

mogpravda.by