Разбойника Дубровского до сих пор ищут по всей Беларуси

Все мы помним знаменитого разбойника благородных кровей Владимира Дубровского. Но мало кто знает, что этот персонаж Пушкина существовал на самом деле и жил в Беларуси. Это шляхтич Павел Островский из деревни Рованичи нынешнего Червенского района. Этот факт установили литературоведы, выяснив даже, что первоначально роман так и назывался — «Островский». Мы пошли по следам знаменитого мятежника, съездили в гости к его потомкам и даже попытались отыскать имение, где могла произойти эта романтическая история.

А он, мятежный…
Первым делом отправляюсь в Национальный исторический архив. Слишком уж романтическим ореолом окутана личность Островского. Хочется найти хоть какие-то документальные свидетельства.
Две недели поисков, сотни пожелтевших фолиантов с царскими гербами, тысячи «еров» и «ятей», миллионы витиеватых чернильных закорючек — и в мои руки наконец попадает первый документ. Письмо адресовано минскому вице-губернатору Скопину. Читаю: «Содержавшийся в Пскове в числе военнопленных польских мятежников уроженец Минской губернии Игуменского уезда местечка Рованичи шляхтич Павел Островский, имеющий от роду 22 года, 12-го минувшего марта бежал».

Значит, Островский существовал, и это факт. Во-вторых, он, действительно, был мятежником, и в-третьих, он родом из Рованичей.
Правда, по роману Дубровский был неуловим, но белорусского Робин Гуда все-таки удалось поймать. Однако в заточении он не задержался. В этом письме военачальник просит «учинить разыскание о нем по Минской губернии», но тут же рядом приколоты десятки рапортов и донесений полиции разных городов нынешних Минской и Витебской областей: Островского искали, но так и не нашли.
Интересно, что здесь же описывается и еще один любопытный факт. На момент задержания Павел Островский работал учителем у помещика Помарнацкого — ну совсем как у Пушкина! В романе Дубровский устроился учителем к своему обидчику Троекурову.
Кстати, этот Помарнацкий, может, и не является прототипом главного злодея, но имеет общие с ним черты. В моих руках прошение, в котором некий витебский мещанин жалуется на Карла Помарнацкого, который «присвоил две лошади, стоящие 65 рублей, и прочие вещи, стоящие 60 рублей, да к тому же бил немилосердно».

В архиве есть и другие документы, где вспоминается Павел Островский, но мое любопытство уже удовлетворено. На всякий случай переписываю описание внешности Островского, которое сделал заведующий пленными полковник Жуковский: «Высокого роста, бел лицем, волосы светло-русые, с небольшими усами». Похоже, не просто мятежник, но еще и красавец. Идеальный главный герой.

Тайна, покрытая пылью
Отправляюсь в деревню Рованичи в гости к заведующей сельской библиотекой Анне Островской. Она — потомок Павла Островского в пятом поколении. Вот только того ли Павла?
— Ох, знаете, если еще пару лет назад у меня даже сомнений не возникало, что мы потомки того самого Островского, нам об этом и исследователи, и журналисты говорили, то сейчас я даже не знаю, что и думать, — вздыхает Анна Казимировна и протягивает мне газетную вырезку. — А вот здесь в статье уважаемый врач рассказывает, что у них такая же семейная легенда и что прототип Дубровского — это их предок. Я прочитала, и у меня внутри просто все оборвалось. Если честно, надоела эта неопределенность. Сказал бы уже кто-нибудь точно, про нашего прадеда Павла писал Пушкин или нет.

Анна Казимировна достает коробочку с семейными фото. Здесь десятки пожелтевших, с резными краями снимков, на которых изображены ее родственники. Их происхождение выдают безупречная осанка, начищенные пуговицы на сюртуках и холеные лица. Островская сосредоточенно перебирает их и наконец протягивает мне один:
— Крайний справа — Ксаверий Островский, мой дед и внук Павла. Говорят, они были очень похожи. Его репрессировали.
Высокий, светло-русый, бел лицом, отмечаю я. Только усов нет.

— Журналистка Светлана Адамович составила родовод нашей семьи, — показывает мне рисунок генеалогического древа Анна Казимировна. — У Павла был сын Ксаверий, а у него — пятеро детей. Одного из них, моего деда, тоже назвали Ксаверием. Вот мой отец Казимир, он тоже в Рованичах живет, а вот и я. Всего здесь больше 30 человек обозначено, но те, кто мог нам рассказать о Павле, были репрессированы, погибли в войну или эмигрировали.

С того времени, что описывал Пушкин, у Островских сохранились две вещи — медная ступка для специй и сечкорезка с надписью на иностранном языке и датой «1835 год».
— Дети сейчас почти не ходят в библиотеку, — ведет меня в читальный зал Анна Казимировна и достает с полки томик Пушкина. — Эту книгу берут редко. Хотя очень жаль.
Из Рованичей иду в ближайшую деревню Гайдукова Слободка. Именно здесь жили предки рованичских Островских. Их дом в Слободке искать бесполезно: после пожара от него не осталось ничего. Но, может, Павел похоронен на местном кладбище?
Больше часа брожу между старых захоронений и читаю надписи — польские, белорусские, русские. Павла Островского среди них нет. Если он и лежит на этом кладбище, то, скорее всего, под одним из поросших зеленым мхом камней, которых здесь достаточно.
Нагибаюсь к одному из них. Плита почти наполовину ушла в землю. Да и оставшиеся первые строки можно прочитать только на ощупь. Веду пальцами по поверхности, нащупывая канавки букв. «Тут лежит», — читаю на польском. На этом работа стопорится — стертые больше чем за столетие буквы не поддаются. Камни хранят свои тайны.

Родовое гнездо
Судя по исследованиям ученых, родовое имение Островских, Островщизна, находилось «в Дисненском повете Минской губернии, в 9 верстах от Дисны». Документы на него сгорели во время войны 1812 года, и поместье отобрали. Разворачиваю карту и приблизительно отмеряю такое расстояние от Дисны. Невероятно, но факт: мой палец упирается в деревню Островщина! Набираю Полоцкий райисполком и узнаю, что в этих местах есть даже турмаршрут «К Дубровскому». Выезжаю в Витебскую область.
Первый же встречный житель деревни меня обнадеживает: здесь есть дворянская усадьба. Быстро нахожу ее и взбираюсь по ступенькам. На стене рядом с табличкой с надписью «Памятник архитектуры 20-го века» есть еще одна — «Бездедовичская больница сестринского ухода».

— Здесь социальный приют для одиноких и престарелых, — объясняет мне Оксана Украженко, старшая медсестра Бездедовичской больницы. — А когда-то в этом имении были участковая больница, тубдиспансер и даже детский лагерь.
Вместе осматриваем территорию. Там, где сейчас пищеблок, когда-то была конюшня, чуть дальше — еще одна для элитных лошадей, рядом развалины здания, где жила прислуга.
— Четыре года назад наша бывшая главврач нашла на чердаке декоративный крест, сделанный из голубиных голов, и посчитала это чертовщиной, — рассказывает Оксана Украженко. — Крест сожгли, а на следующий день рядом с ней упал с потолка массивный кусок лепнины, чуть ее не убил. Она была уверена, что эти события связаны.

Про Павла Островского в имении, конечно, слышали, но был ли он в этих местах, сомневаются.
— Турмаршрут «К Дубровскому» — это всего лишь ход, чтобы привлечь туристов,— улыбается местный историк-краевед Виктор Карасев. — Как я ни старался найти связь с Павлом Островским — ничего нет. Хотя в этом крае было немало знатных фамилий, богатых родов. Я, конечно, не отвечаю за Миорский район, но в самой Островщине и на близлежащих территориях я не нашел следов ни одного мятежа, представляете? Помогали, правда, восстанию Калиновского, да и то деньгами. Данное имение, где вы побывали, не начала 19-го века, как у Пушкина, а 1910 года постройки. И принадлежало оно брату композитора Римского-Корсакова Александру.
Но здесь случилась романтическая история, правда, счастливая.
— Александр Римский-Корсаков женился на богатой дворянке Лидии Раздеришиной. Когда они познакомились, оба были в зрелом возрасте. Встретились — и сразу полюбили друг друга. Прожили вместе 25 лет, — рассказывает краевед.
Увы, следов Павла Островского в деревне я не нашла. Но загадка, тем не менее, есть: до сих пор никто так и не выяснил, почему эта деревня носит название Островщина? А значит, точка в этой истории еще не поставлена.

Евгения БЕРЕЗЮК,  РЭСПУБЛIКА