Совсем недавно в Барколабовской сельской библиотеке увидел любопытные рукописные материалы, касающиеся людей, переживших войну. Некоторых уже нет, но воспоминания, записанные с их слов, остались.

21 июня 2003 года Иван Михайлович Хонин рассказал: «Когда началась война и немцы заняли деревню Барколабово, они стали угонять в Германию молодежь. Я прятался все время в лозе, которая росла около монастыря. Немцы приходили три раза, и каждый раз мне удавалось спрятаться. Но потом к нам домой пришел староста и сказал, что если я не приду, расстреляют всю семью. И еще он сказал, что нужно ехать в Германию. Я собрался и пришел на призывной пункт. Нас довезли до Могилева. В Могилеве погрузили в другой состав и отправили в Германию. По дороге мне удалось сбежать. Я вернулся домой. Прятался в деревне, пока ее не освободили наши.

Потом меня призвали в армию. Отправили нас на Друть. Там провели комиссию, одели и отправили в г. Граево Польши. Я попал в учебку. Потом воевал. В одном из боев мы вклинились немцам в середину. Они атаковали нас. Меня ранило. Завезли в медсанбат, сделали промывку и отправили в госпиталь, в город Гомель. Лечился я полгода.

Закончил войну в Лещенце. После войны  служил еще 5 лет. Сначала в Бобруйске, в запасном полку, потом в Пинске, Житковичах и в Минске. Демобилизовался в 1950 году и вернулся в Барколабово».

А вот что записала библиотекарь Светлана Чухманова 9 марта 2005 года со слов Ильи Федоровича Григорьева: «Родился я в д. Залохвенье в 1927 году. Отец и мать были крестьяне из деревни Седич. Пошел в школу в 1934 году. Сначала учился в Сорочино, потом в Барколабово. В 1941 году закончил 7 классов. Началась война. Когда деревню заняли немцы, они стали угонять молодежь в Германию, часто устраивали облавы.

Я был рослым, выглядел старше своих лет. Меня тоже могли угнать в Германию, поэтому скрывался. Прятался в погребе с фельдшером Василием. В очередной раз, когда немцы устроили облаву, мы с ним снова спрятались. Спустя некоторое время он сказал, что вылезет и посмотрит, уехали ли фашисты. Я стал просить, чтобы он этого не делал. Он не послушал меня, а вылез из нашего укрытия. Его схватили эсэсовцы и отправили в концлагерь в Стайки. По сей день о нем нет никаких сведений. Он был родственником Зезюлиной Зины, но она тоже ничего не знает о судьбе этого человека.

Однажды мой брат Виктор запрег лошадь, я лег на колеса. Меня накрыли сеном и отвезли в дом к моему дяде Николаю. Его дом стоял возле самого Днепра. У него я и прятался. Иногда, чтобы лучше спрятаться, переплывали на другой берег Днепра. Так я и скрывался до освобождения, до конца июня 1944 года.

Я очень хорошо помню день освобождения. Солдаты шли в парадной форме, с оркестром. Люди встречали их со слезами и радостью.

Меня призвали в армию, направили в Красное урочище под Минск, где в учебном подразделении изучали орудия всех калибров.

В то время весь Минск лежал в руинах. Там и встретил конец войны, давал салют в честь Победы…

Служил далее в Бобруйске, Слуцке, Витебске. Отправляли учиться на годичные офицерские курсы, но я отказался. Сейчас об этом жалею.

Демобилизовался в 1951 году».

А вось беларускамоўныя ўспаміны Уладзіміра Акімавіча Гарбачова, 1936 года нараджэння, жыхара вёскі Сарочына:

“У час вайны ў нашай вёсцы, пасля акупацыі яе фашыстамі, размяшчаўся шпіталь для немцаў. Ён быў у будынках былога маёнтка паноў Радкевічаў (раней, у 20-30-я гады, у маёнтку знаходзілася першая на Быхаўшчыне Сарочынская камуна).

У нашай сям’і мелася 6 дзяцей. Пасля прыходу немцаў мой бацька працаваў загадчыкам паравога млыну. Днём у млын часцяком наведваліся немцы, а ноччу — партызаны.

Запомнілася, што пасля таго, як у шпіталі немцы пакормяць сваіх параненых, то адразу ж ля раздатачнага акенца выстрайваліся і мы, дзеці. Немцы раздавалі нам суп і кашу.

Аднойчы немец падараваў майму старэйшаму брату запальнічку, а мне даў кавалак хлеба з павідлам. «Дай і мне запальнічку!» — запатрабаваў я і атрымаў ад немца такога добрага выспятка пад зад, што праляцеў у паветры некалькі метраў.

Адзін з немцаў добра маляваў і паказаў мне малюнак нашай драўлянай хаты. Але свой гэты малюнак так і не падарыў, як мы не ўпрошвалі.

Зімою немцы часцяком гулялі ў снежкі, а летам глушылі і збіралі ў Лахве буйную рыбу. Сярод здабычы трапляліся і мятровыя самы.

У былых камунарскіх падвалах і хлявах немцы размясцілі склады абмундзіравання і харчавання. Аднойчы мы з хлопцамі пайшлі да склада красці ў немцаў хлеб, але немец-вартавы заўважыў і спусціў на нас аўчарку. Аўчарка добра тады пакачала мяне па зямлі. Шчасце яшчэ, што немец не зняў з аўчаркі наморднік…

Напачатку акупацыі ў Сарочына прыехалі эсэсаўцы. Яны арыштавалі і пазней расстралялі нашых актывістак-камсамолак — Ліду і Насцю.

А ў нас у хаце хаваўся палітрук, чыё прозвішча, на жаль, не помню. Ён выходзіў з акружэння, пераплыў Днепр, захварэў у дарозе туберкулёзам. Будучы амаль непрытомным, палітрук у вёсцы Сядзіч закапаў ля могілак свой планшэт, пісталет, папку і пазалочаны гадзіннік. Мы з хлопцамі па просьбе палітрука хадзілі адшукваць гэтыя рэчы, прашчупвалі зямлю ля могілак, але так нічога і не знайшлі. Палітрук знаходзіўся ў нас некалькі месяцаў, мы яго выдавалі за сваяка. Пазней гэтага чалавека адвезлі пры немцах у быхаўскую бальніцу, дзе ён і памёр.

У 1943 годзе партызаны зрабілі налёт на фашысцкі гарнізон у в. Сарочына. Яны знялі нямецкіх вартавых і забілі 7 фашыстаў. Пры гэтым было знішчана шмат нямецкай тэхнікі. Камендант гарнізона застаўся жывы, прыехалі карнікі. Усіх жыхароў Сарочына загналі ў роў, загналі нават баркалабаўскіх паліцаяў. На людзей наставілі кулямёты. Сем мужчын з Сарочына расстралялі адразу, а нас усіх астатніх пагналі ў Быхаў. Але, на шчасце, камендант памілаваў людзей.

Нямецкі шпіталь быў у нашай вёсцы недзе паўтары гады. Пры эвакуацыі шпіталю немцы абклалі лесаматэрыялам усе будынкі, выбілі вокны і падпалілі. Месяц усё гэта гарэла…

Потым надыйшло лета 1944 года і наша вызваленне. А ўвосень 1945 года я пайшоў вучыцца ў Хадуціцкую школу, у 4-ты клас.

Пачыналася мірнае жыццё…”

Николай ВОЛОДИН